Неточные совпадения
А глуповцы стояли на коленах и ждали.
Знали они, что бунтуют, но не стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали в это время! Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на
будущее время еще какую ни на есть мерзость есть не заставили; не станут — как бы шелепов не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и ту и другую сторону.
Он даже не имел никаких планов и целей для
будущей жизни; он предоставлял решение этого другим,
зная, что всё будет прекрасно.
Он не подумал, что она чутьем
знала это и, готовясь к этому страшному труду, не упрекала себя в минутах беззаботности и счастия любви, которыми она пользовалась теперь, весело свивая свое
будущее гнездо.
— Если было с ее стороны что-нибудь тогда, то это было увлеченье внешностью, — продолжал Облонский. — Этот,
знаешь, совершенный аристократизм и
будущее положение в свете подействовали не на нее, а на мать.
Она
знала, что̀ мучало ее мужа. Это было его неверие. Несмотря на то, что, если бы у нее спросили, полагает ли она, что в
будущей жизни он, если не поверит, будет погублен, она бы должна была согласиться, что он будет погублен, — его неверие не делало ее несчастья; и она, признававшая то, что для неверующего не может быть спасения, и любя более всего на свете душу своего мужа, с улыбкой думала о его неверии и говорила сама себе, что он смешной.
— Прощайте, товарищи! — кричал он им сверху. — Вспоминайте меня и
будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время,
узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..
Она тоже весь этот день была в волнении, а в ночь даже опять захворала. Но она была до того счастлива, что почти испугалась своего счастия. Семь лет, толькосемь лет! В начале своего счастия, в иные мгновения, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней. Он даже и не
знал того, что новая жизнь не даром же ему достается, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим,
будущим подвигом…
Оно тоже, конечно, обидно для молодого человека с достоинствами и с самолюбием непомерным
знать, что были бы, например, всего только тысячи три, и вся карьера, все
будущее в его жизненной цели формируется иначе, а между тем нет этих трех тысяч.
Хоть в силе Льву никто не равен,
И рёв один его на всех наводит страх,
Но
будущее кто угадывать возьмётся —
Ка́к
знать? кому в ком нужда доведётся?
Паратов. Помилуйте, за кого же вы меня принимаете! Если женщина свободна, ну, тогда другой разговор… Я, Лариса Дмитриевна, человек с правилами, брак для меня дело священное. Я этого вольнодумства терпеть не могу. Позвольте
узнать: ваш
будущий супруг, конечно, обладает многими достоинствами?
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «
Знаю, что вы не богаты, — сказала она, — но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о
будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».
Императрица сидела за своим туалетом. Несколько придворных окружали ее и почтительно пропустили Марью Ивановну. Государыня ласково к ней обратилась, и Марья Ивановна
узнала в ней ту даму, с которой так откровенно изъяснялась она несколько минут тому назад. Государыня подозвала ее и сказала с улыбкою: «Я рада, что могла сдержать вам свое слово и исполнить вашу просьбу. Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха. Вот письмо, которое сами потрудитесь отвезти к
будущему свекру».
— Нет, я ничего не
знаю… но положим: я понимаю ваше нежелание говорить о
будущей вашей деятельности; но то, что в вас теперь происходит…
— Главный предмет его — естественные науки. Да он все
знает. Он в
будущем году хочет держать на доктора.
— Весьма зрело и очень интересно. Но ты забыл, что аз есмь купеческий сын. Это обязывает измерять и взвешивать со всей возможной точностью. Алина Марковна тоже не лишена житейской мудрости. Она видит, что
будущий спутник первых шагов жизни ее подобен Адонису весьма отдаленно и даже — бесподобен. Но она
знает и учла, что он — единственный наследник фирмы «Братья Лютовы. Пух и перо».
— И вдруг — вообрази! — ночью является ко мне мамаша, всех презирающая, вошла так,
знаешь, торжественно, устрашающе несчастно и как воскресшая дочь Иаира. «Сейчас, — говорит, — сын сказал, что намерен жениться на вас, так вот я умоляю: откажите ему, потому что он в
будущем великий ученый, жениться ему не надо, и я готова на колени встать пред вами». И ведь хотела встать… она, которая меня… как горничную… Ах, господи!..
— Нет, отнеситесь серьезно, — просил тот, раскачиваясь на ногах. — Люди, которые
знают вас, например Ряхин, Тагильский, Прейс, особенно — Стратонов, — очень сильная личность! — и — поверьте — с большим
будущим, политик…
— За наше благополучие! — взвизгнул Лютов, подняв стакан, и затем сказал, иронически утешая: — Да, да, — рабочее движение возбуждает большие надежды у некоторой части интеллигенции, которая хочет… ну, я не
знаю, чего она хочет! Вот господин Зубатов, тоже интеллигент, он явно хочет, чтоб рабочие дрались с хозяевами, а царя — не трогали. Это — политика! Это — марксист!
Будущий вождь интеллигенции…
Почем мы
знаем, где Мишу счастье ожидает в
будущем?
Я не
знаю, виновата ли я или нет, стыдиться ли мне прошедшего, жалеть ли о нем, надеяться ли на
будущее или отчаиваться…
— Как, ты и это помнишь, Андрей? Как же! Я мечтал с ними, нашептывал надежды на
будущее, развивал планы, мысли и… чувства тоже, тихонько от тебя, чтоб ты на смех не поднял. Там все это и умерло, больше не повторялось никогда! Да и куда делось все — отчего погасло? Непостижимо! Ведь ни бурь, ни потрясений не было у меня; не терял я ничего; никакое ярмо не тяготит моей совести: она чиста, как стекло; никакой удар не убил во мне самолюбия, а так, Бог
знает отчего, все пропадает!
Прощай — это первое и последнее мое письмо, или, пожалуй, глава из
будущего твоего романа. Ну, поздравляю тебя, если он будет весь такой! Бабушке и сестрам своим кланяйся, нужды нет, что я не
знаю их, а они меня, и скажи им, что в таком-то городе живет твой приятель, готовый служить, как выше сказано. —
— Мало. Не
знаю, что у нее кроется под этим спокойствием, не
знаю ее прошлого и не угадываю ее
будущего. Женщина она или кукла, живет или подделывается под жизнь? И это мучит меня… Вон, смотри, — продолжал Райский, — видишь эту женщину?
Ей наяву снилось, как царство ее рушилось и как на месте его легла мерзость запустения в близком
будущем. После, от нее самой, он
узнал страшный сон, ей снившийся.
Вечером новый дом сиял огнями. Бабушка не
знала, как угостить свою гостью и
будущую родню.
— Что делали, с кем виделись это время? не проговорились ли опять чего-нибудь о «грядущей силе», да о «заре
будущего», о «юных надеждах»? Я так и жду каждый день; иногда от страха и тоски не
знаю куда деться!
Я не
знаю, ненавидел или любил я его, но он наполнял собою все мое
будущее, все расчеты мои на жизнь, — и это случилось само собою, это шло вместе с ростом.
Да зачем я непременно должен любить моего ближнего или ваше там
будущее человечество, которое я никогда не увижу, которое обо мне
знать не будет и которое в свою очередь истлеет без всякого следа и воспоминания (время тут ничего не значит), когда Земля обратится в свою очередь в ледяной камень и будет летать в безвоздушном пространстве с бесконечным множеством таких же ледяных камней, то есть бессмысленнее чего нельзя себе и представить!
— Долго рассказывать… А отчасти моя идея именно в том, чтоб оставили меня в покое. Пока у меня есть два рубля, я хочу жить один, ни от кого не зависеть (не беспокойтесь, я
знаю возражения) и ничего не делать, — даже для того великого
будущего человечества, работать на которого приглашали господина Крафта. Личная свобода, то есть моя собственная-с, на первом плане, а дальше
знать ничего не хочу.
Вообще, все эти мечты о
будущем, все эти гадания — все это теперь еще как роман, и я, может быть, напрасно записываю; пускай бы оставалось под черепом;
знаю тоже, что этих строк, может быть, никто не прочтет; но если б кто и прочел, то поверил ли бы он, что, может быть, я бы и не вынес ротшильдских миллионов?
Европа создала благородные типы француза, англичанина, немца, но о
будущем своем человеке она еще почти ничего не
знает.
Сегодня все перебираются с берега: работы кончены на фрегате, шкалы подняты и фок-мачту как будто зашнуровали. В лесу нарубили деревьев, все, разумеется, красных, для
будущих каких-нибудь починок. С берега забирают баранов, уток, кур; не
знаю, заберут ли дракона или он останется на свободе доедать трупы уток.
И вдруг Нехлюдов вспомнил, что точно так же он когда-то давно, когда он был еще молод и невинен, слышал здесь на реке эти звуки вальков по мокрому белью из-за равномерного шума мельницы, и точно так же весенний ветер шевелил его волосами на мокром лбу и листками на изрезанном ножом подоконнике, и точно так же испуганно пролетела мимо уха муха, и он не то что вспомнил себя восемнадцатилетним мальчиком, каким он был тогда, но почувствовал себя таким же, с той же свежестью, чистотой и исполненным самых великих возможностей
будущим и вместе с тем, как это бывает во сне, он
знал, что этого уже нет, и ему стало ужасно грустно.
Нужно отдать полную справедливость Хионии Алексеевне, что она не отчаивалась относительно
будущего: кто
знает, может быть, и на ее улице будет праздник — времена переменчивы.
По личному своему опыту каждый человек
знает, что боязливая и размягчающая отсрочка некоторых страданий и жертв ведет лишь к тому, что в
будущем эти страдания и жертвы делаются еще большими.
И хотя он отлично
знал, что с каждым
будущим словом все больше и нелепее будет прибавлять к сказанному уже вздору еще такого же, — но уж сдержать себя не мог и полетел как с горы.
Вот в эти-то мгновения он и любил, чтобы подле, поблизости, пожалуй хоть и не в той комнате, а во флигеле, был такой человек, преданный, твердый, совсем не такой, как он, не развратный, который хотя бы все это совершающееся беспутство и видел и
знал все тайны, но все же из преданности допускал бы это все, не противился, главное — не укорял и ничем бы не грозил, ни в сем веке, ни в
будущем; а в случае нужды так бы и защитил его, — от кого?
Дерсу способа этого не
знал и в
будущем для добычи орехов решил тоже применять солонские приемы.
Пусть он не
знал, что это должно неизбежно возникнуть из сущности данных отношений между вашим и его характером, он все-таки должен был на всякий случай приготовить вас к чему-нибудь подобному, просто как к делу случайности, которой нельзя желать, которой незачем ждать, но которая все-таки может представиться: ведь за
будущее никак нельзя ручаться, какие случайности может привести оно.
И вот проходит год; и пройдет еще год, и еще год после свадьбы с Кирсановым, и все так же будут идти дни Веры Павловны, как идут теперь, через год после свадьбы, как шли с самой свадьбы; и много лет пройдет, они будут идти все так же, если не случится ничего особенного; кто
знает, что принесет
будущее? но до той поры, как я пишу это, ничего такого не случилось, и дни Веры Павловны идут все так же, как шли они тогда, через год, через два после свадьбы с Кирсановым.
Америка — я ее очень уважаю; верю, что она призвана к великому
будущему,
знаю, что она теперь вдвое ближе к Европе, чем была, но американская жизнь мне антипатична. Весьма вероятно, что из угловатых, грубых, сухих элементов ее сложится иной быт. Америка не приняла оседлости, она недостроена, в ней работники и мастеровые в будничном платье таскают бревна, таскают каменья, пилят, рубят, приколачивают… зачем же постороннему обживать ее сырое здание?
Я ни разу прежде не думал об устройстве
будущего; я верил,
знал, что оно мое, что оно наше, и предоставлял подробности случаю; нам было довольно сознания любви, желания не шли дальше минутного свидания.
Но вот младенец подает знаки жизни; я не
знаю выше и религиознее чувства, как то, которое наполняет душу при осязании первых движений
будущей жизни, рвущейся наружу, расправляющей свои не готовые мышцы, это первое рукоположение, которым отец благословляет на бытие грядущего пришельца и уступает ему долю своей жизни.
Разумеется, такой голос должен был вызвать против себя оппозицию, или он был бы совершенно прав, говоря, что прошедшее России пусто, настоящее невыносимо, а
будущего для нее вовсе нет, что это «пробел разумения, грозный урок, данный народам, — до чего отчуждение и рабство могут довести». Это было покаяние и обвинение;
знать вперед, чем примириться, — не дело раскаяния, не дело протеста, или сознание в вине — шутка и искупление — неискренно.
Зато сестру одевали как куколку и приготовляли богатое приданое. Старались делать последнее так, чтоб все
знали, что в таком-то доме есть богатая невеста. Кроме того, матушка во всеуслышанье объявляла, что за дочерью триста незаложенных душ и надежды в
будущем.
И — кто
знает, — может быть, недалеко время, когда самые скромные ссылки на идеалы
будущего будут возбуждать только ничем не стесняющийся смех…
Вскоре от Кордецкого я тоже услышал туманные намеки. Конахевича угнетало мрачное
будущее. Кордецкого томило ужасное прошлое… Если бы я
узнал все, то отшатнулся бы от него с отвращением и ужасом. Впрочем, и теперь еще не поздно. Мне следует его оставить на произвол судьбы, хотя я единственный человек, которого он любит…
Недавно
узнал я от одного почтенного охотника, П. В. Б — ва, что дупелей, бекасов и, пожалуй, всякую другую дичь, стрелянную даже в июле, сохраняют у него совершенно свежею хоть до
будущей весны. Птицу кладут в большую форму, точно такую, в какой приготовляют мороженое, вертят ее и крепко замораживают; потом форму зарубают в лед, и, покуда он не пропадет в леднике, птица сохраняется так свежа, как будто сейчас застрелена.
Но если останусь я с ним… и потом
Он тайну
узнает и спросит:
«Зачем не пошла ты за бедным отцом?..» —
И слово укора мне бросит?
О, лучше в могилу мне заживо лечь,
Чем мужа лишить утешенья
И в
будущем сына презренье навлечь…
Нет, нет! не хочу я презренья!..
— Трудно объяснить, только не тех, про какие вы теперь, может быть, думаете, — надежд… ну, одним словом, надежд
будущего и радости о том, что, может быть, я там не чужой, не иностранец. Мне очень вдруг на родине понравилось. В одно солнечное утро я взял перо и написал к ней письмо; почему к ней — не
знаю. Иногда ведь хочется друга подле; и мне, видно, друга захотелось… — помолчав, прибавил князь.